Войну я начал под Старой Руссой зимой 1941 года. Где и понял, что в спину не стреляют только мёртвые и что в солдатском обиходе надо навсегда исключить понятие жалости, гуманности, сострадания, злобы.Анализирую свою жизнь, и мне делается страшно, что человек в 18 лет может стать настоящим хладнокровным убийцей, поправку на защитника Отечества брать не стоит.
Что происходит в душе солдата, когда он, восемнадцатилетний парень, впервые задумывается о бренности этой жизни, перестаёт верить в своё бессмертие? Ведь кто из нас думал о смерти в первом бою? А в нём, как правило, гибнут самые смелые, бесшабашные, уверенные в победе.
Если повезло, остался живой, наступает отрезвление, приходит страх пережитого. И осмысление. Оно мучительно, особенно после ранения или потери друзей.
Страшно было не в бою, страшно, когда прокручиваешь в мозгу все события после. Руки дрожат, на душе — муторно, перед глазами — погибшие друзья.
В моём понятии становление солдата происходит во втором бою, в который он уже идёт осмысленно. И тут начинается расслоение на храбрых и не очень, но зато умных и деловых, понявших, что война — это работа, а солдат — профессия. И на трусливую кoгорту боящихся за свою жизнь, но скрывающих это под видимой бравадой людей, которые больше в бой не пойдут. Любыми способами найдут пути в тыл, на любую должность, на любую работу. К ним относятся потенциальные трусы, самострелы и прочая публика, умеющая устроить свою жизнь за счёт других. Их — меньшинство, единицы, но они есть, они остались живыми и, как правило, очень интересно рассказывают о войне, со знанием дела!
Как ни крути, но страшнее всего перебороть свой животный страх перед смертью. Это первый подвиг, который совершает человек на войне. Дальше, если повезёт, приходит профессионализм. Вот тут с ходу в бой не ведут.
Вспоминая свою военную жизнь, я до сих пор не могу понять, как всё же человек существовал, как он выдерживал такую психологическую и физическую нагрузку? В пехоте — это только на переформировании можно было видеть землянки, казармы, кухни, бани и прочие солдатские «удобства». В боях — бесконечные марши туда или обратно ускоренным шагом по грязи, снегу, в жару и холод, с полной выкладкой, которая ещё у тебя осталась, голодные, вшивые, безразличные к своим и чужим страданиям.
И от чьего имени писать? От имени человека, которому в начале сороковых годов, полных патриотических настроений, веры в святость справедливой войны, в свой народ и величие Союза, было всего лишь 18 лет? Или писать от лица человека, уже провоевавшего три года, потерявшего веру в ценность жизни, утратившего страх перед смертью?
Константин Шубриков.
Публикация Феликса Патрунова.
ж. «Наука и жизнь» 06/2011, c. 46-47
;
;